Если Глицинию когда-нибудь спросят, как для нее выглядит ад, то у девушки всегда будет ответ.

«Ад? Это мелкое помещение, которое даже в шутку назвать квартиркой – стыдно. Это плесень на стене, пустой холодильник с подвешенной на собственном хвосте мышью. Раскиданные вещи по полу, аромат духоты, ведь окон здесь – нет и не будет никогда. Одна тьма. Какой-то ветхий матрас с помойки, а одеяла? Какая роскошь! Ведь спать приходится под тем, что найдешь на тех же самых помойках.
Но самое главное в этом аду – это чужие глаза. Безумные, но, при этом, утратившие какое-то желание к жизни. Это смех и истерика, переходящие в вопли и безудержный кашель. Это хилые руки на моей шее, а также слова, повторяющиеся из раза в раз – «лучше бы ты не рождалась».
Наверное, такое описание ада будет в самый раз, не правда ли?»

Да, ад для Глицинии начался с самого ее рождения. Казалось бы, родиться в столице Тэнан, Терце, где можно было бы неплохо жить… но это было не ее. Трущобы города, где каждый выживает так, как может – вот где была рождена Глициния.
Мрак, чернота, которая скрывается за яркими огнями большего города, где только маленькая девочка могла оказаться, но приходится прятать желания, скрываясь в тихом уголке комнаты, пытаясь быть как можно незаметнее, чтобы не попасться по теплую руку «дорогой» матушки.

Кажется, не так должен жить ребенок, вот только таково было детство Глицинии. И она очень многое может о нем сказать.
Знаете ли вы, что голод, на самом деле, имеет свою структуру? Нет вкуса и запаха? Это – глупое вранье. Если бы у Глицинии спросили, то ее сложно было бы остановить. Ведь голод – это сгрызенные под самое мясо ногти, это тяжелое дыхание, слегка черствый хлеб, который был отобран у стаи городских птиц. Голод – это привкус горечи на языке, легкая плесень и соль от слез.

Глициния бы могла описывать голод долго. Как и жажду, как и холодные ночи. Она могла бы подбирать слова одним за другим, чтобы рассказать, что это значит – быть нежеланной, совершенно не нужной дочерью. С возрастом ей легко бы удалось это все рассказать: и о людях, живущих рядом; и о несчастных судьбах, которые были погублены за таблетками и белым «песком».
Глициния видела многое… но столь многого не могла ощутить на себе.

Мягкость и нежность со стороны матери, за место этого – пощёчина от тонкой руки, оставляющая алый след на бледной коже.

Нет ни сказок, ни поцелуев на ночь. Слова поддержки? Нет. Глициния столь часто слышала фразы «дрянная девчонка», «эй, ты», «если бы только не ты…», что даже имя свое впервые смогла узнать лишь после пяти лет.

Зато, столько наслышалась о собственном отце, которого не видела ни разу в жизни.

Пьяные слова матери, затуманенные последствием от употребления наркотиков. И Глициния это так ненавидела, при этом обожая данные дни – когда та придавалась воспоминаниям, совершенно теряясь в пространстве и времени, забывая даже о маленькой девочке, которая сидела в угле.
В те дни Глициния могла не страшиться новых побоев, вот только истории жизни ее матери, слова о собственном отце – это то, что хрупкий ребенок не желал слушать. Но слушала… и про обещания чужие, и про то, что тот должен был забрать ее. Слушала, как та не могла выкинуть чужую красоту из своей головы, что он – лучший мужчина в ее жизни…
Столько слов слетала с женских губ, вот только для Глицинии они были подобно яду, глубоко проникающими в ее сердце и душу. Маленькая Глициния каждый раз задавалась вопросом «почему?». Почему тот ушел? Почему ничего не сказал? Почему оставил и ее мать, и еще тогда не родившуюся ее?
Глициния не могла понять, но с тех самых вопросов в ее сердце все глубже, сильнее и прочнее поселялась тьма, заполняя ее изнутри, прорастая в ней, подобно цветку. Еще не распустившемуся, но столь видному и глубокому.

Ненависть? Ох, это слишком простое слово для этого чувства. Но, наверное, при этом и самое точно. Потому что кроме ненависти к этому человеку она не могла испытывать больше ничего.

Кажется, разучилась.

А умела ли она вообще чувствовать?

Ее жизнь – подобна мрачной картине в галереи. Люди могут задумчиво проходить мимо, комментировать все, делая собственные выводы. Вот только никогда не будут близки к истине.
Как они могут понять ее? Понять то, что она испытала на себе? Только пройдя то, что она, они бы ощутили все это… 

И казалось, что хуже быть в этой жизни не может, но, когда Глициния могла знать, что «хуже» – это еще не все?
Ей чуть больше шести лет. Хрупкая и маленькая, она выглядела максимум на четыре года, сверкая темными глазами из-под челки, утаскивая из чужого кармана очередную мелочь – единственный выход, чтобы как-то прокормить себя. Ведь Глициния – единственная, на кого она сама может положить. Только на саму себя.

Прижимая к себе только-только купленный хлеб на сворованные деньги, девочка медленно бредет к тому месту, которое, по иронии судьбы, является ее домом. Глупо, так глупо называть столь убогое место домом, вот только есть ли у нее варианты? Нет. как бы печально, но нет.
Радует, что сегодня, после встречи со своим очередным «клиентом», ее мать какое-то время не будет обращать на нее внимание, потому глициния сможет спокойно передохнуть и отоспаться.

Так она думала. Вот только стоило ей уже почти подойти к двери, как она услышала крики. Это заставило ее замереть с протянутой рукой к дверной ручке. Минута – и криков больше нет.
Глициния была ребенком, маленьким, очень, но проницательным. Настолько, что не могла не насторожиться. Вот только, отчего-то, дверную ручку она повернула. И это стало для нее первым переломным моментом в жизни – эта женщина, которая является ее биологической матерью, валялась на полу. Вокруг было что-то красное, а там, рядом, какой-то мужчина держал в руке их кухонный нож.
Возможно, звук открытой двери привлек внимание того, потому что секунду – и его глаза встречаются с глазами глицинии.

Девочка еще ничего не успела осознать, но ее ноги уже несли ее как можно дальше от того места. В голове была пустота, которая быстро сменилась одной мыслью – чтобы ее не нашли, не поймали. Что угодно, но не это.
Дыхание уже заканчивалось, бежать сил не было, и глициния не поняла, как потеряла сознания. А очнулась уже в городской больнице, в светлой палате. С одной лишь новостью – она теперь сирота.

Оказывается, желания материальны.
Вот только поверить в это долгое время Глициния не могла.
Когда она уже была в приюте, когда ее знакомили с другими детьми: кто младше, кто старше, а кто примерно ее ровесник.
Она все поверить в это не могла, пока одна семья чуть не забрала ее, но в один момент переключились на другую девочку, помладше, более милую и улыбчивую, а не угрюмую, как Глициния.

Несколько месяцев. И Глициния, наконец, осознала, что осталась в это мире совсем одна.
Но не было грусти. Не было слез и истерик. Была апатия и какая-то потерянность. Вот только мир не может ждать, пока ты примешь все изменения: пока ты остаешься на месте, то все остальное продолжает свое движение, идет своим чередом. Это Глициния тоже осознала, как и то, что в ее новом «доме» есть собственная иерархия.

Не сказать, что приют стал ее новым адом, здесь было… куда спокойнее, чем в ее доме детства, ее кормили чаще, давали новую одежду, которая седела на девочке так, как надо, а не весела, как ее старенькие и потрепанные тряпки.
Здесь не было особых проблем со взрослыми, те следили и уделяли внимание детям, не было какого-то открытого буллинга, хотя, конечно, некая иерархия в их маленькой компании и образовалась – более взрослые и способные дети легко управляли другими, а также сыскивали похвалы со стороны взрослых.  

Глициния прижилась к этому. Научилась играть по новым правилам, осознавая, что иначе – не вытянет это все. Она научилась быть милой и вежливой, но не настолько, чтобы ее захотели забрать – Глициния решила для себя, что уж лучше останется здесь, где уже точно сможет жить спокойно, в тепле и уюте, чем отправиться с незнакомцами, о которых не знает ничего. Уж что-что, а жизнь в трущобах научила ее не доверять всем «добрым и милым» людям, кто знает, какие тайны те скрывают?

Глициния научилась играть по правилам другим. Научилась угадывать их предпочтения и подстраиваться под них. Все, лишь бы выжить.
Милая улыбка, тихий смех – и какой-то мальчишка из неплохой семьи, живущий недалеко от их приюта, подарил ей очень неплохую камеру.
Наигранные слезы и порез на руке, который оставила она сама, хотя свалила это без зазрения совести на мальчишку, который ей не нравился уже долгое время, – и теперь к ней побаиваются подходить.

Да, Глициния построила для себя комфортные условия для жизни, начиная уже выстраивать и далее грядущие планы. Начиная все с банального заработка на будущую жизнь, заканчивая поступлением в Алфею.
Ведь девочка понимала, что легко все не будет, что ей точно придется хорошенько постараться, чтобы получить все, чего только она захочет. А если для этого придется прибегать к не самым легальным способам… что же, совесть ее уже покинула давно, кажется, в тот день, когда она впервые украла что-то.

Да, в приюте Глицинии было жить неплохо, но она знала, что после совершеннолетия ей придется самостоятельно выживать уже в большом мире. И потому она стала заниматься мелкой подработкой: начиная в самом приюте, когда она помогала взрослым то на кухне, то при уборке, за что ей сердобольные взрослые могли заплатить немного – и пусть это не входило в устав приюта, но хрупкую и маленькую девочку было легко пожалеть.
Став чуть взрослее, получив одобрение от взрослых лиц, девушке позволяли посещать открытые лекции в Хоггарте и Оскурии, зная, что она мечтает поступить в Алфею. Кроме того, ей позволяли ходить в городскую библиотеку для самостоятельных занятий, и не могли не нарадоваться тому, что у них такая правильная и спокойная девочка. Хотя эта правильная девочка иногда до библиотеки не доходила, а сбегала в небольшой магазинчик, где помогала с раскладыванием продуктов, а также иногда – и рекламой. После она также пару раз бралась за доставку посылок.

Потому, в Алфею Глициния поступала уже не просто сиротой, но сиротой с небольшим капиталом на счету. Вот только от прежнего образа жизни пришлось отказаться – Глициния слишком ценила свое будущее, чтобы позволить себе попасться на прошлых… финансовых авантюрах, оттого Алфея для нее стала чуть ли не шагом в новую жизнь.