В отличие от старшей сестры Махико родился с серьезным недовесом и почти месяц провел под наблюдением врачей и незримого присутствия молитв священников обеих главных религий Иномирья. После выписки из больницы его на протяжении трех лет наблюдал уже семейный доктор. Казалось бы, мальчик день ото дня делает успехи – развитие идет как положено, здоровье укрепляется и даже есть шанс, что малыш перерастет свою неестественную миниатюрность. К пятилетию Махико вся семья как будто выдохнула. Никто не произносил этого вслух, но в доме сложилось стойкое ощущение, что опасный рубеж был пройден, дальше только ориентир на здоровое взросление. Ложные надежды подпитывал сам мальчик. Пусть он и не знал всей сложности своего состояния, но бессознательно уже тогда понимал, что является объектом какого-то особенного, очень внимательного и тревожного отношения, совсем не похожего на то, что обычно окружает его старшую сестру, Камико. Однако это не пугало Махико, и он всеми силами пытался продемонстрировать это своей семье. Храбрость худенького и тоненького малыша была гротескной и комичной. Домочадцы не могли сдерживать искренних теплых улыбок при виде храбрящегося ребенка, иногда даже смеха, но исключительно доброго. Все это создавало атмосферу необычную и волнительную для Махико - в его присутствии редко смеялись или даже разговаривали чуть громче шепота, и он старался проделывать свои шутки как можно чаще, никогда не повторяясь и внимательно наблюдая за реакцией родных. В таком непривычном оживлении как будто бы нормальной жизни Акети прожили всего несколько месяцев, после чего состояние Махико резко стало ухудшаться.

И без того по хрупкости своей напоминавший больше куклу, чем ребенка, Махико таял на глазах. Похудевший и бледный он почти не покидал пределы сначала дома, затем комнаты, пока к семи годам островок его жизни не ограничился одной только кроватью. Родители приглашали лучших врачей Мелодии, оплачивали путешествие столичных медиков и даже специалистов из Андросского Института, но каждый разочарованно и даже слегка раздраженно разводил руками. Никто, казалось, в целом Иномирье не мог понять, почему этот ребенок, не имеющий никаких патологий и внешних увечий, умирает на глазах родных. Один из старых знакомых бабушки Махико и Камико, опытный водный фейри, всю жизнь посвятивший изучению целительных свойств внутренних вод Андроса, сумел несколько замедлить неотвратимый процесс, навсегда, впрочем, лишив волосы мальчика цвета.

Поседевший ребенок являл собой картину ужасную и внушал остальным ощущение неизбежности грядущего. Дом Акети погрузился в неозвученный траур. Одна только Макото не находила себе места, отчаявшись, но не переставая ни на день искать способ спасти сына. Пока Макото в сопровождении бабушки Эри посещала различных врачей, знахарей и волшебников-целителей, а Иошинори исполнял свои обязанности князя при дворце в Сонне, рядом с Махико оставалась Камико. Старше всего на год, она, тем не менее, казалась Махико уже совершенно взрослой. Сказывалась и разница в росте, и простая сила жизни, которой прикованный к кровати мальчик никогда не знал. Камико уже осваивала общую магию и нередко впечатляла младшего брата различными безделушками вроде летающих бумажных фигурок или фейерверка из стружки цветных карандашей. Вместе они читали сказки, рисовали (Махико обычно подбирал цвета) или смотрели любимый балет Камико про 12 танцующих фей до тех пор, пока изнуренный таким несложным занятием Махико не засыпал. В один из таких многочисленных вечеров Махико, по рассказам бабушки зная, какие успехи делает Камико в живописи, предложил нарисовать картинку вместе. Ему стоило усилий держать зажатый в пальцах карандаш, но еще большей энергии требовали улыбка и смех. Скрывая дрожь пальцев, в какой-то момент Махико бросил привычные инструменты и принялся пачкать холст пальцами. Хоть это и была детская шалость, уже тогда он проявлял усердие, внимательно подходил к деталям и старательно воплощал задуманное. В тот же вечер Макото и Иошинори прибыли в его комнату собранными для дороги. Объяснений было мало, да и дремлющий после слишком большой затраты энергии Махико ни о чем не спрашивал - его не в первый раз вот так брали и куда-то везли. Однако в тот вечер путешествие выдалось длительным, настолько, что под его конец Махико стало трудно даже дышать. Наверное, это был первый раз на его памяти и памяти близких, когда Махико всерьез задумался о приближающейся смерти. Она вдруг перестала казаться ему далекой и обманчивой, но словно уже была здесь, рядом и держала его за руку. На самом деле, за руку его держал незнакомый мужчина, в возрасте, но еще не старик. Он долго что-то бормотал, делал пасы руками, чертил на полу и стенах холодного помещения символы. Махико не знал, сколько прошло времени - он то и дело терял сознание, медленно погружаясь в дрему, но каждый раз примеряясь, что это - последний.

Проснулся Махико уже следующим утром в собственной комнате. События прошедшей ночи вспоминались плохо, сумбурно, так что, если бы не амулет, свисающий с его шеи, Махико и вовсе принял бы странные картинки за сон. Подвеску эту Махико запомнил в руках того самого мужчины - небольшой тусклый камушек, ограненный в металл в форме листьев клена. Вопросов возникало все больше, и они всем своим объемом вылились на вошедшую в комнату Макото. Махико без конца крутил в руках амулет, перебивал сам себя все новыми вопросами, совсем не замечая, что не получил пока ни одного ответа, и мама все это время просто смотрит на него в молчании и улыбается.

Существенные изменения в самочувствии Махико заметил только спустя месяц - больше. Жизнь его мало изменилась после той странной ночи, пусть и ответы на свои вопросы он получил. О чем, впрочем, Макото успела пожалеть, ведь Махико каждый день стал досаждать просьбами выйти из комнаты и вернуться к нормальной жизни. Что это такое - он и сам не знал, но в собственных мыслях представлял жизнь за пределами комнаты очень интересной и волнительной. До эскалации болезни Махико успел побывать только в театре на постановке любимой сказки про барсучка и во дворце в Сонне, когда, набравшись из воздуха храбрости, заявил принцессе Галатее, что имеет намерение добиться ее руки и сердца, когда вырастет. Все в доме Акети до сих пор помнят об этом обещании, а Махико и по сей день иронично вздыхает с сожалением, что кронпринцесса больше не может рассчитывать на его клятву - ведь он так и не вырос.

Нормальная жизнь, как позднее осознает Махико, началась для него слишком поздно. В отличие от сестры, которая даже сумела добиться у родителей разрешения на обучение в общеобразовательной школе для фей, Махико к семи годам умел только читать, писать на мелодийском и знал нотную грамоту. Ничтожная крупица знаний для княжича, не говоря уже про абсолютное невладение основами общей магии. На восполнение всех пробелов ушли годы упорной работы. К счастью гувернера и приглашенных учителей, Махико отличался усидчивостью, внимательностью и кропотливостью, порой выходящей за рамки нормального. Ему всегда было крайне важно поддерживать свои конспекты в идеальном состоянии - почерк четкий, изящный, все книги и учебники Махико содержал в безупречном, как будто и нетронутом виде, и сильно расстраивался, если проделанная работа не соответствовала его собственным стандартам качества. А стандарты эти с каждым годом только росли. Камико училась в школе, взрослела, жила, в отличие от Махико, и тот не вмешивался в естественный процесс цветения сестры, словно первого цветка вишни, наблюдая за ней и ее успехами во всем со стороны, из собственного кокона безопасности и покоя. В те дни он и подумать не мог о том, что может жить так же, как все дети, и только сильнее погружался в искусство - застывшую форму жизни, в которой он находил аллегорию на самого себя. Как и сестра, Махико имел способности к живописи, однако уже в отличие от сестры предпочитал традиционные мелодийские стили. В частности, под руководством наставника Махико изучал техники росписи эмакимоно. Сначала на бумаге, затем на шелке. И чем чаще Махико рисовал, тем большего требовал от себя и своей работы. Кропотливый, он тратил часы, дни и недели на создание сюжета. Когда же идеи вдруг закончились, Махико случайно осознал, что ему уже исполнилось одиннадцать.

Лишившаяся возможности сопровождать на пути культурного просвещения Камико, бабушка взялась за младшего внука. Вместе они часто посещали театры, выставки, путешествовали в Сонну. Эри с самого детства Махико относилась к нему так, как ему того ужасно хотелось, - как к обычному ребенку. Она никогда не говорила о его болезни, не упоминала причины появления седины и изящно, но жестко пресекала любые попытки окружения проявить жалость к своему внуку. В детстве Махико чувствовал себя под защитой, находясь рядом с бабушкой, в более осознанном возрасте научился выражать свою благодарность за внимательное и здоровое отношение к его особенностям. Он никогда не узнает, что Макото за свою излишнюю трепетность к сыну пришлось выслушать неприятные, жестокие поучения от Эри, которая запретила невестке даже взглядом напоминать Махико о пережитом, и наказала все свои тревоги спрятать глубоко и далеко, настолько, чтобы даже менталист не смог до них добраться. С отцом все было проще, потому как ему самому претило подобное отношение к сыну. Он переживал за него не меньше Макото, но был уверен, что ежедневное напоминание о болезни лишит его даже шанса на обычную жизнь. А это именно то, что каждый Акети желал Махико. Наверное, поэтому ему разрешали иногда затаскивать в дом лошадь, чтобы верхом на ней войти в столовую на завтрак?

Примерно в этом возрасте Махико преисполнился стремления снова нести свет и смех в свою семью, как это было раньше. Он приходил в невозможный восторг всякий раз, когда мама или бабушка достойно отвечали на его шутки, парировали с такой изящной иронией и благородным сарказмом, что он просто благоговел перед ними. Их реакция вдохновляла его повышать планку розыгрышей, пока в один из дней, когда Махико было уже 13, фантазия вдруг подвела его. Он почти неделю провел в собственной комнате, разыгрывая хандру, а по истечению седьмого дня твердо решил, что ему нужно найти новый источник вдохновения.

Аратаки Итоми. Так звали его, источник. А вернее, ее, потому что Аратаки Итоми была и остается девочкой, волшебницей из видамского рода. Она жила в том же районе, что и семья Акети, ходила в те же читальные залы для самостоятельных занятий, что посещал Махико. Итоми, в отличие от Акети, во всем старалась быть не такой, как все. Она училась писать левой рукой справа налево (а не сверху вниз, как писали все мелодийцы), в волосах носила не цветы, а крупных, к счастью что неживых, насекомых и на все вопросы подбирала совершенно неожиданные, бессмысленные ответы. Их же, насекомых, но уже живых, она повадилась подкидывать на стол, где занимался Махико. В первый раз он почти лишился чувств, обнаружив между тетрадью и учебником нечто с кучей ножек, в последующие вычислил их хозяйку и по самому банальному итогу влюбился. Махико и Итоми сработали по принципу абсолютных противоположностей - это притягивало их друг к другу, но, к сожалению, схема не имела и шанса на здоровое существование. Они находили друг друга интересным, говорили о своей непохожести с восторгом, но, в конце концов, сколько ни вглядывались, ничего общего увидеть не могли. Не затеряться в попытках решить эту проблему помогло простое обстоятельство - обучение Итоми в учебном заведении для волшебников. Перерывы во встречах и общение только через мессенджеры сглаживало обострявшиеся углы, смягчало резкие слова, у обоих было время на “остыть” и подумать, прежде чем глупить. Слова и только они помогли наконец обоим увидеть то самое общее - желание быть друг с другом. Когда этот смысл ударил по ним оглушающим осознанием, Махико уже исполнилось 16.

От переизбытка эмоций, жизни, открытия дара или просто потому, что так предсказали звезды, состояние княжича резко начало ухудшаться, как будто целебный амулет разом потерял все свои свойства. Махико не хотел лишний раз беспокоить Итоми и до последнего вел себя как обычно, пока уже просто физически не смог отвечать на ее сообщения. Тогда, наплевав на середину семестра, она, пользуясь положением своей семьи, на несколько дней вернулась на Мелодию, чтобы постучаться в пустой дом. Ее встретила бабушка Акети. Вопреки собственным предубеждениям относительно семейства Аратаки, она рассказала, что Махико вместе с родителями отбыл на лечение.

Вторая встреча с волшебником, подарившим Махико шанс на жизнь, прошла в более сознательной обстановке, и запомнил ее княжич гораздо лучше, к собственному сожалению. Амулет, что волшебник передал семье Акети за внушительную сумму почти десять лет назад, и впрямь потерял свои магические свойства. Камень умер от переизбытка скопившейся в нем негативной энергии болезни, и сделать новый волшебник согласился только на бесчеловечных условиях. Ему не нужны были деньги, драгоценности и покровительство княжеской семьи. Доживающий свои годы в терзаниях сожалений о содеянном, мужчина просил взамен облегчение своей ноши - чтобы Махико каждую неделю приезжал к нему и забирал его душевную боль при помощи дара фейри разума. Макото в отчаянии категорически отказалась от подобной сделки и почти срывалась на истерику, когда в момент вмешался сам Махико. Вопреки запретам родителей он согласился на этот обмен.

На протяжении четырех месяцев Махико исправно выполнял свою часть сделки. В сопровождении стражей семьи он через порталы добирался до северного города Прима, куда для удобства перебрался и волшебник, оставив свое уединение в горах Мелодии. Своим даром Махико пользовался плохо, что, отчасти, оберегало его от серьезного влияния поглощаемых эмоций и чувств, но также делало его совершенно беззащитным перед последствиями пользования способностью. Махико стал замкнутым, чаще сторонился общества близких, перестал видеться с Итоми и в ответ на все заботливые вопросы молчал. Он даже перестал рисовать. Несмотря на зарок не демонстрировать беспокойство, вся семья Акети всерьез была встревожена состоянием Махико. Макото не переставала искать альтернативы лечению, но попытки раз за разом оказывались безуспешными. Тогда в игру вступила Эри Акети. Она уговорила семью и, в первую очередь, самого Махико поступить в Алфею для освоения дара, лучшего контроля над ним. Она понимала, что внук от своего слова не откажется, но также брала во внимание, что с поступлением в солярийскую школу Махико не сможет исполнять свою часть договора с прежней частотой.

Так и вышло. Из-за расстояния и существовавшей опасности терактов со стороны последователей Культа Феникса встречи с волшебником пришлось сократить до одного раза в один-два месяца. Однако Эри и сам Махико обещали компенсировать количество качеством, когда фейри научится лучше понимать и применять свой дар.

Осваивать специализацию было трудно, но проще, чем учиться жить в окружении незнакомых фей, волшебников и одаренных. Махико было тяжело и одиноко, даже несмотря на то, что в Алфее также училась Камико. Если о старшей Акети знали многие, то о существовании Махико лишь догадывались некоторые мелодийские аристократы. Это не удивляло, но задевало Махико, пусть внешне он и старался держаться. За нарушение законов природы приходится платить, и его цена - искалеченное ментальное здоровье и забвение.

В период летних каникул между первым и вторым курсом Махико стал жертвой теракта последователей Культа Феникса во время одной из своих поездок в город Прима. Мелодия редко становилась целью террористов, и этот случай потряс неподготовленное королевство и его жителей. Махико повезло не оказаться в центре взрыва, однако после нападения он провел несколько недель в больнице, где шутил на тему потерянного глаза. Осколок серьезно повредил левую часть его лица. И хотя Майары хорошо справились со своей работой, восстановив фейри зрение, на лице Махико остался памятный шрам.

В закрытый клуб для мелодийской знати “Черный Дракон” Махико впервые попал на втором курсе, когда возвращался на Мелодию для празднования Рейсона. Когда они всей семьей навещали дворец в столице для почтения действующих монархов, Махико познакомился с детьми видамской семьи Каэдахара. Вернее, их с Камико представила бабушка Эри. Из уважения к мероприятию Махико продолжил разговор с видамами и успел несколько сблизиться с младшим сыном - Кадзухой. Какое-то время молодые люди поддерживали общение, Кадзуха познакомил Махико с некоторыми другими видамскими детьми и фюрстами, в числе которых и оказался его проводник в “Черного Дракона”.